Выберите тематику

Журналы / Электронные журналы

Книги / Электронные книги

Преодоление апостасии

Автор: Анастасия Кошечко, кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы историко-филологического факультета Томского государственного педагогического университета, докторант кафедры русской и зарубежной литературы XIX в. филологического факультета Томского государственного университета, доцент кафедры гуманитарного образования ТОИПКРО, г. Томск; Nastyk78@mail.ru


Тип статьи: научная


Страницы: 27–35


Ключевые слова: равнодушие, разрушение основ, недостаток любви, потребность в признании


Аннотация статьи: «От человечества отошел дух жизни, и оно колеблется в страхе, как перед землетрясением…» Слова архиепископа Иоанна Шанхайского из его проповеди о России точно характеризуют духовное состояние современного российского общества. Бессмысленность жизни, отсутствие высоких смыслов лишает русского человека творческих созидательных сил, обессиливает его дух, обрекает на духовную немощь…


Преодоление апостасии

Ценностно-мировоззренческая позиция учителя в практике современного духовно-нравственного образования и воспитания

«От человечества отошел дух жизни, и оно колеблется в страхе, как перед землетрясением…» Слова архиепископа Иоанна Шанхайского из его проповеди о России точно характеризуют духовное состояние современного российского общества. Бессмысленность жизни, отсутствие высоких смыслов лишает русского человека творческих созидательных сил, обессиливает его дух, обрекает на духовную немощь…

Основные позиции, вынесенные в заглавие статьи, отражают тот спектр вопросов, которым она будет посвящена:

1. состояние современной культуры и современного российского общества, которое может быть определено как апостасийное;

2. пути преодоления апостасии – для нас важна не констатация самого факта кризисных процессов современной культуры, а поиск созидательных путей их преодоления, потому что, к сожалению, сейчас слишком много говорят о деструктивном, ничего не предлагая взамен;

3. деятельность современного педагога в условиях современной школы, направленная на воспитание и развитие ценностного потенциала личности ученика (в данном случае я намеренно употребляю понятие «ученик», а не «обучающийся», чтобы выйти к исконным смыслам взаимодействия учителя и ученика).

Договоримся о системе понятий. Термин «апостасия» в переводе с греческого языка означает «отпадение, отступничество, измена» и используется в богословии для обозначения религиозного отступничества, утраты христианином веры, отрицания религиозных догматов, связанного с отпадением от Церкви и иногда сопровождаемого переходом в другие вероисповедания или к атеистическим воззрениям.

Апостасия – важная точка мировоззренческого кризиса, в которой происходит непосредственное столкновение разнонаправленных ценностных устремлений личности. Это столкновение запускает механизм возращения личности к исконным смыслам своего Я, провоцирует структурирование мира на основе обретенного опыта и субъективных смыслов, зачастую организуя этот процесс по методу «от противного», через ситуацию отпадения от аксиологического и деонтологического полей современной культуры: как ни парадоксально это звучит, «под знаком минуса» раскрывается перед сознанием человека «глубинное Бытие»[1].

Можно выделить три витка апостасии, соответствующие трем историческим эпохам, которые определили специфику современной ситуации, которую предельно точно определил архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский Иоанн (Максимович): от человечества «отошел дух жизни, и оно колеблется в страхе, как перед землетрясением»[2]:

1. Впервые апостасийные процессы проявляют себя в России уже в середине XIX в., но предельно отчетливыми в культуре и общественной жизни, в том числе в плане своих катастрофических результатов, они становятся в пореформенную эпоху 1860–1870-х годов, существуя в неразрывной связи между собой и взаимно катализируя друг друга. Энтропийный характер этих процессов приводит к тому, что мир утрачивает целостность, дробится на детали, исчезает механизм интеграции жизненного разнообразия в единое целое и, как следствие, мир распадается и в сознании личности.

В этот период активную социальную позицию занимает новый тип человека-нигилиста, поверившего в свою абсолютную свободу от Бога и Его заповедей, бунтующего не просто против законов и правил морали, а против фундаментальных основ существующего миропорядка. Несмотря на то, что таких людей, называющих себя нигилистами, было «абсолютное меньшинство», их активная жизненная позиция, интенсивная общественная, культурная и «религиозная» деятельность в значительной степени формировали фон эпохи: «Нигилизм – это отрицание в чрезвычайной степени: он отрицает существующие ценности, не зная никаких иных»[3].

Этим «абсолютным меньшинством» русских нигилистов XIX в, стал новый образованный слой русского общества – разночинная интеллигенция, которая послужила «питательной средой» для культивирования идей либерализма и западничества, свержения монархии, террористического подполья. По сути, они были сосредоточены на актуальных для жизни россиян того времени проблемах и при этом демонстрировали «освобождение от всех прежних ценностей и сознание бессмысленности существующего, полное отрицание и обесценивание всего внеличного»[4]. Основная идея нигилизма связана с отрицанием внематериального, внеличностного Бога и абсолютных ценностей и проявляет себя, по словам Ф.М. Достоевского, в «бессовестности русского интеллигентного человека»: «Она свидетельствует о таком равнодушии к суду над собой своей собственной совести (здесь и далее в цитате курсив мой – А.К.), или, что то же самое, о таком необыкновенном собственном неуважении к себе, что придешь в отчаяние и потеряешь всякую надежду на что-нибудь самостоятельное и спасительное для нации, даже в будущем, от таких людей и такого общества»[5] (Т. 21, С. 124).

Нигилисты – это серьезные и во многом страшные фигуры, которые не скрывали своего богоборчества, шли на штурм устоев и традиций. Именно в пореформенную эпоху закладывается мощнейшая мировоззренческая платформа, которая приведет русское общество к утрате своего исторического самосознания, к отречению от своего прошлого: «Двухсотлетняя отвычка от малейшей самостоятельности характера и двухсотлетние плевки на свое русское лицо раздвинули русскую совесть до такой роковой безбрежности, от которой... ну чего можно ожидать, как вы думаете?» (Т. 21, С. 124).

2. Как следствие, мировоззренческий эксперимент нигилизма в пореформенную эпоху становится предпосылкой колоссального цивилизационного сдвига в XX в/ – речь идет об Октябрьской революции 1917 г. (и революционных потрясениях, предшествующих ей), убийстве царской семьи, гражданской войне, годах репрессий, воинствующем атеизме, «безбожных пятилетках», уничтожении православного духовенства и т.д. Последствия этих катастрофических процессов привели к разрушению ценностных основ русской культуры, уничтожению целых слоев русского населения, которые являлись носителями культуры и нравственности. На самом деле, даже сейчас мы еще не поняли, как много было уничтожено: спектр потерь раскрывается только тогда, когда мы пытаемся вернуться на исходную, восстановить то, что было утрачено. Это касается и практики духовной жизни, и семейных ценностей, и образования и воспитания как нравственно-мировоззренческих процессов развития сознания личности.

3. 90-е годы XX в. – по настоящее время. Анализ ситуации показывает, что современное российское общество существует в ситуации духовно-нравственного вакуума,возникшего после стремительных реформ 90-х годов прошлого века. Смена социальной и экономической модели развития страны привела к тому, что в современной России мы наблюдаем отчетливые признаки разрушительных последствий глобализации («цивилизация кочевников» (Ж. Аттали), не имеющих корней, не связанных с родной культурой, не желающих осознавать и, следовательно, сохранять «свое»), отсутствие единой идеологии (что делает процесс отпадения от традиционных духовных ценностей еще более острым и драматичным), деформация системы нравственно-этических ценностей, распространение суб-культур и контр-культур, попытки забвения прошлого своей державы и своего народа, доминирование клипового мышления и т.д.

Сейчас, как и в пореформенную эпоху 1860-70-х гг., привычные, устоявшиеся ценностные орбиты смещены или разрушены, мир находится в ситуации постоянного, не поддающегося созерцанию и рефлексии движению, и главное, что духовный, нравственный вектор этого движения не определен. Причины подобной ценностной трансформации заключаются, на наш взгляд, в забвении нравственного духовного начала, чему в немалой степени способствовали реформы различных систем российского общества, приведшие к колоссальному мировоззренческому сдвигу: Россия стала капиталистическим государством со всеми атрибутами новой иерархии ценностей, в основе которой – деньги, а не душа человека.

Здесь мы обозначили те процессы современной культуры, которые наиболее заметны и отчетливо прочитываются более-менее неравнодушным наблюдателем. Но есть более глубокие тенденции, которые не столь очевидны, но именно они на духовно-мировоззренческом уровне определяют лицо нашей эпохи. Остановимся на анализе только трех из них.

Первая тенденция –тотальное разъединение людей. Персоналистическая пропаганда приводит к культу индивидуализма, усиливающемуся идеей собственной исключительности, конкуренции, разделению общества на успешных и неуспешных исключительно по формальным (как правило, финансовым) признакам.

Вторая тенденция –недостаток любви как ценности, определяющей особое качество межличностных отношений. В современной культуре происходит искажение и снижения понятия любви: из высшего самоосуществления человеческой личности любовь превращается в сугубо потребительский феномен, исключающий (полностью или частично) ее главную, духовную, составляющую.

Этим определяется одиночество современного человека, разрушение института семьи («случайное семейство», обозначенное Достоевским как симптом «пореформенной» эпохи в современном мире приобретает черты поистине апокалиптические – достаточно посмотреть статистику разводов), снижение рождаемости (в эгоистическом мире индивидуализма дети перестают быть ценностью, утрачивается институт детства как таковой).

На последнем хотелось бы остановится подробнее, потому что это определяет стратегические задачи современного образования. Быстрое интеллектуальное взросление детей происходит за счет того, что современная культура «работает» на взрослого человека и в сознание детей в достаточно раннем возрасте начинают вторгаться совершенно недетские вопросы и стремления. Дети рано перестают играть с игрушками, в «игры по правилам» – их заменяют высокотехнологичные гаджеты. Девочки объясняют отсутствие интереса к куклам отсутствием материнского инстинкта. Повторюсь: современная культура нацелена на ускорение процесса взросления, сам темп жизни ребенка с рождения становится предельно динамичным. Минимизированы телевизионные передачи для детей, качественные издания, ориентированные на детей. Николай Иванович Новиков, издатель первого русского журнала для детей «Детское чтение для сердца и разума», писатель: «Благоразумные родители и все старающиеся о воспитании детей признаются, что между некоторыми неудобствами в воспитании одно из главных в нашем отечестве есть то, что детям читать нечего. Они должны бывают читать книги, которые либо совсем для них непонятны, либо доставляют им такие сведения, которые им иметь еще рано». Несмотря на то, что сейчас существуют хорошие и интересные издания для детей («Шишкин лес», альманах «Доброе слово», «Весточка» – в Томске), по сути, системно, ничего не изменилось.

Третья тенденция –нереализованная потребность быть услышанным, потребность впризнании, котораясуществует и у ребенка, и у взрослого. Речь идет о реализации внутреннего потенциала личности, онтологический статус которой изначально не зависит от социальной роли и материально положения, хотя, как показывает практика, современных детей этот вопрос тоже волнует.

Невыявленность этих проблем связана с тем, что в современном обществе утрачивается рефлексивная культура, культура самоанализа. В XIX в. при всей интенсивности апостасийных процессов сохранялась устойчивая религиозная традиция, которая в качестве важнейшего элемента предполагала исповедь, покаяние как практику духовного самоанализа и самооценки. Эта практика предполагала соотнесение своих поступков, своего существования с ценностной вертикалью православного вероучения, с заповедями как духовно-нравственным эталоном, четко определяющим границы между плохим и хорошим, правильным и неправильным, истинным и ложным. Исповедальная культура подкреплялась практикой ведения личных дневников (например, феномен «франклинова дневника») и эпистолярия, которые играли важную роль не только в интеллектуальном и межличностном, но и в нравственном самоопределении человека.

В современном обществе мы видим тенденцию к минимизации рефлексивных процессов. Это связано со стремление человека освободиться от нравственного дискомфорта, к которому обязательно приведет оценка своих поступков. Современный человек стремится устранить из своей жизни все, что связано с переживаниями, с самоанализом. Если человек и разрешает себе это, то в виде эмоционального тайм-аута, за которым снова наступит блокировка.

Следовательно, все три витка апостасии характеризуются последовательным развитием в современном обществе следующих деструктивных тенденций:

1. В мире, который считает себя нормальным и естественным, происходит «подмена Христа» как Абсолютной Истины «сиюминутными душевными переживаниями и интеллектуальными мудрованиями» и, как следствие, человечество утрачивает нравственные и духовные ориентиры: «добро обезличено, релятивизировалось, потеряло свою абсолютную качественность»[6]. По сути, утрата Христа как ценностной вертикали приводит к утрате пределов, удерживающих человека от зла в различных его проявлениях (духовном, нравственном, мировоззренческом, социальном), к нежеланию видеть и понимать эсхатологическую сущность происходящего, к ориентацию на существование в пределах своих эгоистических потребностей. Утверждение атеистической позиции, как закономерное следствие, приводит к добровольному отказу от русской культуры и ее ценностей;

2. Богоотступничество, под действием деструктивных процессов закономерно перерастающее в богоборчество, является не просто личным выбором в пользу определенного вектора развития, а национальным грехом, ведущим к разрушению нации в целом. Одним из симптомов, отчетливо обнаруживающим, этот процесс, является кризис национальной самоидентификации. В частности, этому вопросу Достоевский посвящает главу «Нечто о вранье» в «Дневнике писателя» за 1873 г., заявляя в качестве основного тезиса следующее: «Еще Герцен сказал про русских за границей, что они никак не умеют держать себя в публике: говорят громко, когда все молчат, и не умеют слова сказать прилично и натурально, когда надобно говорить. И это истина: сейчас же выверт, ложь, мучительная конвульсия; сейчас же потребность устыдиться всего, что есть в самом деле, спрятать и прибрать свое, данное Богом русскому человеку лицо и явиться другим, как можно более чужим и нерусским лицом. <…> Отмечу при этом нечто весьма характерное: весь этот дрянной стыдишка за себя и всё это подлое самоотрицание себя в большинстве случаев бессознательны; это нечто конвульсивное и непреоборимое <…> Двести лет вырабатывался этот главный тип нашего общества под непременным, еще двести лет тому указанным принципом: ни за что и никогда не быть самим собою, взять другое лицо, а свое навсегда оплевать, всегда стыдиться себя и никогда не походить на себя – и результаты вышли самые полные» (Т. 21, С. 119–120). Отсутствие стыда за свое лицо является одной из фундаментальных основ личности, формирует «самый главный и существенный пункт собственного достоинства» (Т. 21, С. 120);

3. Апостасийные процессы отчетливо обозначают духовные антиномии, существующие в сознании человека кризисной, «пограничной эпохи»: метафизическая и духовная пропасть возникает не между добром и злом, не между положительным и отрицательным, а между теми, кто сохраняет веру в Бога и, соответственно, представление об иерархическом устройстве мироздания, и теми, кто совершает осознанный и деятельный выбор в пользу богоборчества и атеизма как веры особого рода, веры в небытие Бога;

4. Атеистическое мироотношение уничтожает в сознании русского человека самый главный компонент – приоритет духовного измерения над материально-бытовым, лишает личность ценностного вектора развития, замыкает в «обезбоженно-обездушенном мире». Мир без Бога лишает существование человека высшей мотивации, замыкает его исключительно в сфере материального бытия, но при этом не освобождает от нравственных вопросов, которые невозможно разрешить вне ценностной вертикали, четко структурирующей полюса добра и зла, относительно которых самоопределяется личность. Если этого нет, то самоопределение замыкается на субъективной правде человека, «привязывает» его к идее бессмысленности собственной жизни. Именно отсутствие духовно-нравственного вектора приведет к тому, что просто собственной волей человек не может стать нравственным и честным, начать совершать добрые дела, потому что в мире абсурда это не имеет смысла. Бунт приводит к разрушению нации через разрушение духовного фундамента культуры, отказ от аксиом бытия провоцирует распад высших мотиваций жизни. Жизненные ценности человека и общества определяются пониманием смысла жизни, места человека в мире. Когда культура отрывается от своей духовной основы, она деградирует. Духовная пропасть и деструктивный характер нигилизма, который первоначально возникает как своеобразный философский опыт, становится очевидной только после появления катастрофических последствий XIX–XX вв.;

5. В числе одного из самых разрушительных источников апостасии – воспитание неверия и цинизма в молодом поколении, которое и формирует особый тип личности, отрицающей ценностные пределы, неукорененной в собственной культуре, настроенной на деструктивный вариант проживания собственной жизни. В качестве аргумента достаточно проанализировать трагические в своей основе судьбы «детей», ставших «продуктом» такого принципа воспитания. В результате такой системы воспитания появляется новый тип человека – нигилист, человек самодостаточный, человек без Бога, способный управлять своей совестью, склонять ее ко злу и греху: «Нигилизм есть движение, которое в сущности ничем не удовлетворяется, кроме полного разрушения. Нигилизм это не простой грех, не простое злодейство; это и не политическое преступление, не так называемое революционное пламя. Поднимитесь <…> еще на одну ступень выше, на самую крайнюю ступень противлений законам души и совести; нигилизм, это – грех трансцендентальный, это – грех нечеловеческой гордости, обуявшей в наши дни умы людей, это – чудовищное извращение души, при котором злодеяние является добродетелью, кровопролитие – благодеянием, разрушение – лучшим залогом жизни. Человек вообразил, что он полный владыка своей судьбы, что ему нужно поправить всемирную историю, что следует преобразовать душу человеческую. Безумие <…> под видом доблести дает простор всем страстям человека, позволяет ему быть зверем и считать себя святым»[7].

Поэтому в современном обществе ценностные вопросы становятся вопросами сохранения культурной идентичности миллионов людей, живущих не только в России, но и за ее пределами, вопросами национальной безопасности.

По сути, все названные выше проблемы можно свести к двум смысловым доминантам, актуальным для системы образования, – ценности и воспитание. Поэтому сфера образования одной из первых откликается на вызовы времени. Одна из главных целей образовательной политики в любой стране, в России в том числе, воспитание порядочных, образованных, веротерпимых людей, которые знакомы с духовной составляющей отечественной истории. В нормативном плане этот процесс восстановления аксиологического содержания образования реализуется в появлении документов, в которых определяется необходимость активизации воспитательного компонента обучения на основе социокультурных и нравственных ценностей.

Изменение нормативной базы – это во многом и ревизия профессиональных ценностей современного педагога. Так, в перечне компетенций ФГОС нового поколения внимание уделяется в основном развитию информационной сферы сознания ученика. Но при этом ФГОС предполагает, что содержание занятий по различным предметам будет направлено на воспитание духовно развитой личности, гуманистического мировоззрения, гражданского сознания, чувства патриотизма, любви и уважения к литературе и ценностям отечественной культуры. И еще один принципиальный момент: ориентация на результаты образования позволяет выстраивать процесс учения не просто как усвоение системы знаний, умений и навыков, составляющих инструментальную основу компетенций учащегося, но и как процесс развития личности, обретения духовно-нравственного опыта и социальной компетентности.

Важно для системы образования как инструмента формирования ценностного потенциала российского общества выстроить вектор этого движения через воспитание школьников, основой которого станут не абстрактные, отвлеченные идеи, а реальный, ценностно-пережитый опыт. Включение ценностей в преподавание школьных предметов (нам представляется, что это положение должно касаться не только дисциплин гуманитарного цикла!) может наиболее успешно осуществляться путем аксиологической интеграции[8]взаимодействия ценностей и смыслов на основе их ассоциативно-образной взаимосвязи по смежности, сходству и контрасту, способствующей формированию таких ценностных конструктов, как культура, образ мира (картина мира), мировоззрение, образующей «силовое поле», которое можно назвать духовностью.

Становление нормативной базы современной образовательной системы – это только одна, хотя и принципиально важная сторона вопроса. Второй аспект, без которого невозможно реализовать ценностно-ориентированные стратегии образования и воспитания в современной школе, – это условия реализации, реальные субъекты образования, специалисты, которые будут способны занять качественно иную позицию по сравнению с эпохой 1990-х годов, когда собственно воспитательный, мировоззренческий компонент не рассматривался в качестве необходимого условия развития личности ученика.

Важно понимать, что ценности являются основой персонального, субъектного отношения к миру, а потому всегда насыщены индивидуальными смыслами и их носителем всегда является живой, конкретный человек. Поэтому главным стратегическим ресурсом является учитель, его персональная ценностно-мировоззренческая позиция определяет специфику ценностного содержания, которое он будет демонстрировать детям. Необходимо, чтобы эта позиция была искренней, потому что в противном случае мы будем получать в качестве результата не ценностно-мотивированных личностей, способных к осознанному нравственному поведению, а людей лицемерных, формально выполняющих моральные требования общества, но нравственно не развитых.

Работа с ценностями подразумевает не только определение (собственно понятийный уровень, который при развитии современной информационной культуры не представляет существенных трудностей), но и оценку (нравственный уровень), которая отвечает на следующие вопросы: «Что значит для меня, моего внутреннего мира данное понятие? В какие моменты происходит его актуализация? Что данное понятие помогает мне осмыслить?» Важно, чтобы при работе с ценностями привлекался субъектный опыт и учащегося, и учителя, потому что освоение («сделать своим», осознанное нравственное поведение) как необходимое условие реализации закона сохранения ценностей возможно только при возникновении во внутреннем мире человека индивидуальных смыслов.

Разговор о ценностях – это всегда разговор в персональной позиции, когда степень ответственности за каждое сказанное слово возрастает колоссально. Поэтому здесь не может быть императивных установок, заставляющих ученика принять то, что ему мировоззренчески чуждо: нельзя заставить человека быть нравственным против его воли, нельзя сделать всех одинаково нравственными, но можно показать направление, самому, в своей персональной жизненной позиции, реализовывать те ценности, о которых педагог говорит ученикам. Иначе они не поверят. А доверие – основа диалога, «активного взаимопроникновения сознаний» (Бахтин), основа обсуждения.

Диалог выводит ситуацию общения учителя, ученика и родителей на уровень «Мы», когда каждый из субъектов себя лично включает в ситуацию анализа кризисных процессов, соединяя свой личный опыт проживания эпохи с опытом Других и выявляя не просто типологическую общность переживаний на уровне констатации факта существования, а актуализируя необходимость со-переживания, со-бытия, совместного преодоления апостасии.

«Мы» – это и вопрос социального партнерства, осуществления ценностного выбора и поступка в реальной жизни. Опыт взаимодействия системы образования с представителями Русской Православной Церкви (в том числе – положительный опыт Томской области) говорит о том, что необходимо работать в тех направлениях, которые позволяют восстановить в сознании и родителей, и обучающихся духовные императивы русской культуры, которые определяют высшие мотивации жизни. Это – вполне реальный способ преодоления апостасии. Без восстановления духовной первоосновы все усилия педагогического сообщества, какими бы активными и современными они ни были, не принесут ожидаемого результата.

В Евангелии есть удивительный фрагмент, который наиболее точно описает современную ситуацию в области духовно-нравственного образования и воспитания. Христос, указывая на поля, давшие обильные всходы, говорит ученикам: «Жатвы много, а делателей мало». Необходимо помнить, что работа с аксиологическим содержанием сознания всегда деятельна, потому что ценность осуществляет преображающую миссию: она выводит субъект на новую метапозицию по отношению к самому себе и миру, она сохраняет в сознании человека историю развития внутреннего мира, а потому создает положительные предпосылки для дальнейшего духовного развития и самосовершенствования. Важно, чтобы современный учитель был «делателем на ниве своей», понимающим, что в сложное, кризисное время возвращение к «исходному коду» русской культуры, к ценностям православия как культурообразующей религии, – вопрос сохранения национальной идентичности, уникальности русской нации.



[1] Софроний (Сахаров), архимандрит. Видеть Бога как Он есть. Изд. 3-е, исправленное. Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2006. С. 13.

[2] Иоанн (Максимович), архиепископ. Россия // «Слова иже во святых отца нашего Иоанна, архиепископа Шанхайскаго и Сан-Францисскаго Чудотворца»: Сборник проповедей, поучений, посланий, наставлений и указов — составлен протоиереем Петром Перекрестовым к прославлению святителя Иоанна. Сан-Франциско, 1994. С. 218.

[3] Краус В. Нигилизм и идеалы. Нигилизм сегодня, или Долготерпение истории. Следы рая. Об идеалах. М., 1994. С. 9.

[4] Heidegger M. Der Europäishe Nihilismus. Pfulingen, 1967. P. 10.

[5] Ссылки на произведения Достоевского даются в тексте работы в круглых скобках с указание тома и страниц по изданию Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л. Наука. Ленинградское отделение, 19721986.

[6] Константин (Зайцев), архимандрит. Апостасийное сознание // Православная Русь. 1/14 сентября 1972 года. №17. С. 1–2.

[7] Страхов Н.Н. Письма о нигилизме (1881) // Страхов Н.Н. Борьба с Западом в нашей литературе: Исторические и критические очерки. В 2 кн. 2-е изд. СПб., 1890. Кн. 2. С. 74–75.

[8] По сути, аксиологическая интеграция – это то, что в духовной литературе называется «созиданием». 


Яндекс.Метрика