Надо ли детям молиться, или Где поставить запятую «Молиться нельзя не молиться»?

Тип статьи: духовно-педагогическая

Страницы: 43–48

Ключевые слова: плоды ваших усилий, деликатное обучение молитве, опыт радостных переживаний

Аннотация статьи: Истинная молитва сама рождается в душе… Сами находятся слова. И такие, каких ты прежде не знал, не использовал в своей речи, слова из высших иерархических рядов. Находятся, складываются в предложения-зовы, просятся из души вместе со слезами, с плачем… Как обрести такую молитву? Как помочь ребенку обрести ее, не засушить его душу словами искусственными, холодно заученными?

– Батюшка, мы со своим сыном ежедневно читаем акафисты, каноны, молимся по целому часу!

– Печально! Весьма печально!

– Что печально?!

– То, что вы заставляете ребенка молиться.

– Как, батюшка, разве не надо детям молиться? Вы же сами на проповеди говорили о важности молитвы!

– Да, да, конечно же, говорил! И все же весьма печально, то, что делаете вы. Зачем вы заставляете свое чадо молиться? Ваш ребенок уже не желает ходить в храм, ваш ребенок не желает исповедоваться и причащаться, да и занятия в воскресной школе стал пропускать. Вы заставляете свое чадо молиться, казалось бы, это очень хорошее и праведное дело. Но каковы плоды ваших усилий и ваших молений? Не задумывались?

Надо ли детям молиться? Странный вопрос! Как же возможно жить без молитвы? Не возникла ли столь безумная мысль в душе больного на голову человека? Для любого православно верующего человека молитва – это буквально все: не только излияние сердечных желаний и прошений пред Богом, но и путь к Богу, причастие Жизни, «открытие сердца» навстречу подлинному бытию.

Ведь «без Меня, – возглашает Господь, – не можете творити ничесоже» (Ин. 15, 5). А потому «просите и дано будет вам… ибо всякий просящий получает» (Мф. 7, 7–8), и, несомненно, «бодрствуйте и молитесь, чтоб не впасть в искушение» (Мф. 26, 41), а, значит, «всегда молитесь и не унывайте» (Лк. 18, 1).

Господь молился часто и подолгу, и радостно-ликующе (славлю Тебя, Отче неба и земли), и напряженно-мучительно до кровавого пота (Гефсиманская молитва). Отрок Варфоломей (прп. Сергий Радонежский) своей усердной молитвой стяжал особую Божью благость: из отстающих в учении вышел в лучшие ученики.

И все же сомнения одолевают. Молитва – не простое дело, молитва – особый труд. Может ли вынести этот труд ребенок? Не иссякнут ли его силы раньше времени, не родится ли в душе его через утомление недовольство и даже ненависть, злоба, которые будут в дальнейшем спроецированы и на Бога, и на Церковь, и на всю духовную жизнь? Ведь не каждый человек столь талантлив как прп. Серафим и прп. Сергий? Немало мы знаем примеров, когда дети, воспитываясь в сугубо церковной обстановке, не подтвердили в своей жизни веру, стали людьми безверными, безрелигиозными, и даже противниками подлинной христианской жизни.

Известный русский философ, ученый, литературный критик, писатель, публицист Н.Г. Чернышевский воспитывался в благочестивой верующей семье. Его отец, протоиерей Гавриил, будучи незаурядной личностью, удивлял всех не только своей образованностью, но и поразительной добротой и благородством. Соответственно и воспитывал детей в духе христианской веры. Н.Г. Чернышевский поступает в Саратовскую духовную семинарию, но не заканчивает ее, и более того, становится революционером. Учителя семинарии душевно скорбят о том, что этот образованный семинарист, имевший самую чистую душу, превратился в «падшего ангела».

Детство выдающегося русского писателя А.П. Чехова протекало в бесконечных церковных праздниках. Каждый день вставал в 5 утра петь вместе с братьями в церковном хоре. Но его воспоминания о детстве лишены радости: «Я получил в детстве, – писал А.П. Чехов, – религиозное образование и такое же воспитание – с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет. Знаете, когда, бывало, я и два моих брата среди церкви пели трио «Да исправится» или же «Архангельский глас», на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжниками». А в своем письме к А.В. Суворину писатель с горечью констатирует, что «в так называемом религиозном воспитании не обходится дело без ширмочки, которая не доступна оку постороннего. За ширмочкой истязуют, а по сю сторону ее улыбаются и умиляются. Недаром из семинарий и духовных училищ вышло столько атеистов».

Главными впечатлениями детства Г.В. Чичерина, советского дипломата, наркома иностранных дел РСФСР, музыковеда были постоянные молитвословия, совместное пение религиозных гимнов, чтение Библии вслух. Почему же тогда он теряет веру и становится революционером?

Конечно же, можно привести и другие примеры – примеры, когда детские религиозные переживания стали переживаниями спасительными.

Русский религиозный философ, протоиерей Сергий Булгаков, воспитывавшийся в христианско-православной семье как человек религиозный, со временем, в годы отрочества и ранней юности утратил веру, восторгаясь встречей с «Западом», «культурностью», комфортом, новыми идеями социал-демократов. Душа омертвела, опустошилась, погрузилась «в липкую тину самодовольства и пошлости». И все же, воспомнившиеся детские образы церкви, богослужения, окружающей красоты, духовной теплоты, врываясь в сердце, пробуждали веру и наполняли душу удивительной радостью и особым смыслом. Мир открылся по-новому, распахнулся откровением Божией любви и переживаниями связи с Богом.

Молитва дело трудное. И за молитвословиями скрываются подводные камни и опасности. Когда ребенка учат плавать, то, несомненно, учителя ведают опасности, таящиеся в воде. Несомненно, предполагается и серьезный труд. И никто не скажет, что из-за серьезной опасности и тяжелого труда, ребенка не надо учить плавать. Но обратим внимание, в этом труде есть неописуемое ликование, в этом труде есть осознаваемая ребенком цель и предвидение конкретного результата: он владеет собой, владеет водой, он умеет плавать, он – другой.

Тогда может быть стоит задуматься, а каково должно быть научение молитве? Какие опасности подстерегают ребенка и каждого из нас, что мы можем приобрести в молитве, а что – потерять? А опасностей немало!

Первая из опасностей – это опасность произнесения «имени Господа всуе» (Ис. 20:7; Втор. 5:11). Всуе – это не только когда человек произносит имя Бога не задумываясь, просто так, как некую лингвистическую связку, но и тогда, когда читает молитвы бездумно, без понимания, тараторя. Устами призывает Бога, но сердцем к нему не обращается. Не страшно ли нам от того, что «Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно» (Ис. 20:7)?

Другая опасность – опасность лжи и лицемерия: «Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Яко беззаконие мое аз знаю…» (Пс. 50) – возглашает в молитвословии ребенок. Но понимает ли он, о чем просит и просит ли? А может только выполняет послушание родителям? Слушаться надо и даже необходимо, но «если король даст невыполнимый приказ, кто будет виноват: король или подданный» (А. Экзюпери)? Не научаем ли мы в таком молитвословии лжи, которая подсознательно врывается в жизнь ребенка. А, может быть, он уже надевает маску лицемерия: «вот, мол, как я молюсь, знаю весь пятидесятый псалом!» А любви-то, любви-то к Богу нет.

Еще одна опасность подстерегает ребенка, когда в душе незаметно пробуждается и захватывает пространство состояние молитвы как магии. И этому способствуют нередко наставления родителей. Ты помолись и у тебя все исполнится, ты будешь защищен. И тогда молитва превращается в заклинание, оберег. Известно, что воистину Господь не оставляет обращающихся к Нему всем сердцем и защищает. Но Его Промысел, Его забота простирается значительно дальше узких прошений человека, а в «молитве»-заклинании нет радости о Боге, нет жажды восходить к Нему.

Необходимо отметить, что такая «молитва» может привести и к полному отрицанию Высшего бытия, отрицанию Бога. «Если прошение не исполняется, то, может быть, никого и нет выше человека»? – такая мысль нередко посещала в отрочестве русского писателя Льва Николаевича Толстого, когда он просил Бога о ниспослании летом снега.

Серьезная опасность для ребенка – опасность превращения молитвы в унылую, нудную и каторжную работу. Вот где почва для ненависти к святыням, к Церкви, к Богу. Вот где произрастает чертополох гордыни и презрения, надмения и цинизма. Здесь теряется чувство благоговения, чувство сострадания и любви.

Так что же, ведая такие опасности, запретить детям молиться? Ни в коем случае! Да это и невозможно, невозможно запретить молиться. Ведь молитва – это потребность души, потребность в общении, со-творчестве и со-радости. «Жизнь без молитвы – это жизнь, в которой отсутствует важнейшее измерение, – писал митр. Антоний Сурожский, – это жизнь без глубины, это жизнь в двух измерениях пространства и времени; это жизнь довольствующаяся видимым».

Однако невозможно и заставить молиться, так же, как нельзя заставить любить, дружить, прощать, радоваться. Можно заставить читать молитвы, исполнять молитвенное правило (недаром многие каются в прегрешении, что читают молитвы автоматически, не задумываясь), но заставить молиться просто не-воз-мож-но. Но если жизнь без молитвы – жизнь обедненная, а молитва таит в себе множество опасностей, то что же тогда делать? Надо ли детям молиться или не надо? Где все-таки поставить запятую в формуле «детям молиться нельзя не молиться»?

Ответ будет однозначный: несомненно, молиться надо, нельзя не молиться! Но скрытые подводные камни молитвы, представляющие определенные опасности для подлинного бытия человека, должны нас настроить на особое отношение к молитве, на серьезное ее делание, настроить и на основательное длительное и весьма деликатное обучение детей молитве, на восхождение к истинному общению с Богом.

И не дай Бог нам, при всех внешне «правильных» словах и действиях, при всякой верной аргументации подать детям «камень вместо хлеба или змею вместо рыбы». А такая опасность существует. Ведь «…не дано предугадать как слово наше отзовется» (Ф.И. Тютчев) и даже «живя со строгою моралью и никому не делав в мире зла» (Н.А. Некрасов), мы нередко «грустим от того, что добра в добре не видим» (Н.В. Гоголь), а исполняя строго все внешние предписания и правила мы порой не находим в молитве молитвы.

Молитва – это тайна, и раскрыть ее посредством аналитических инструментов, снимая внешние покровы, наверное, невозможно. Ведь «природа не для всех очей покров свой тайный подымает» (Д.В. Веневитинов), и всякий раз, как только разум попытается силой проникнуть в потаенные глубины, самое сокровенное ускользнет от его чересчур любопытного взгляда. К тайне должно быть особое отношение. Тайну мы познаем единственно через то, что мы сохраняем тайну как тайну. Тайне мы трепетно предстоим, в тайну мы осторожно вживаемся, приглашая ее лишь к собеседованию и откровению. Попробуем и мы, благоговейно созерцая тайну, через созерцание распознавать, что есть молитва по сути своей.

В первом приближении, как в принципе мы привыкли понимать, молитва есть обращение к Богу и не простое обращение, а обращение-просьба, прошение. Молитва от слова молить, т.е. просить смиренно о чем-либо, просить покорно и усердно. При этом молитва как мольба не обязательно обращена непосредственно к Богу.

Молитва как мольба – это настойчивое, горячее обращение, упрашивание кого-нибудь о чем-либо: «Мамочка, ну купи мне эту игрушку, ну, пожалуйста, купи!» или «Бобик, бобик, иди сюда, иди ко мне!» и даже просьба-требование к самому себе: «когда же я стану жить по-человечески, когда же я возьмусь за себя, ну-ка же (свое имярек) возьми себя в руки, выполни то, что надо выполнить! Давай, действуй!» А значит молятся не только Богу, но и человеку, и любому живому существу, и даже самому себе. Более того, мольба может быть обращена и в пустоту: «Когда же это все закончится?» или «Я жажду, я хочу, да помогите мне кто-нибудь!» – может возглашать некто. Поразительно, что и Бог, а не только человек, может обращаться к кому-либо с мольбой. Вспомните эпизод из притчи о блудном сыне, где отец (образ Небесного Отца) моляше (умолял) старшего сына внити в дом (Лк. 15:28). Разве это не молитва?

Но молитва – это не только просьба. В толковом словаре В.Л. Даля молитва представлена как покаяние, любовь и благодарность: «Молиться Богу, сознавая ничтожество свое перед Творцом, приносить Ему покаяние свое, любовь, благодарность и просьбы за будущее». Тогда молитва – это и покаянный плач (вспомните “блажени плачущи, яко тии утешатся”), и благодарная радость, и само ликование («разве вы никогда не читали: “из уст младенцев и грудных детей устроил хвалу”»).

Если обратить свой взор к этимологическому анализу, то можно обнаружить дополнительные содержательные грани молитвы. В слове молитва высвечивается и выявляется пракорень “mъlv-” , означающий молвить, говорить и “mel-” как связывать, соединять. А “modliti” – это тоже молитва, изложение просьбы, адресуемой к божеству, есть же и «сообщать», и даже «успокаивать». И тогда мы обнаруживаем, что молитва – это и особая беседа, и важное сообщение, и связующая нить.

Мы понимаем, что представив эти характеристики молитвы, мы не сделали никакого открытия. Все это давно известно. Однако такое напоминание позволяет нам перекинуть мостик непосредственно к обучению детей молитве. Сразу же необходимо отметить, что все дети разные. И что одному дается легко и радостно, другому предстоит немало приложить усилий. Мы научаем детей словам молитвы, и одних эти слова воодушевляют, других же, наоборот, повергают в уныние. Что главное: просто слова (хотя от слова многое зависит: от слов можно оправдаться) или особого рода переживания?

Мы хотим, чтобы дети молились Богу, но забываем, что молитва рождается от любви (прп. Макарий Великий). Но вот вопрос: а учим ли мы детей любить, и любим ли по-настоящему сами? Мы говорим, что молитва несет в себе благодарение, но учим ли мы благодарить сердечно? Утверждают, что молитва есть славословие и хваление, но даем ли мы опыт радостных независтливых переживаний за другого и восторга Божьей Красотой? А именно такие чувства и переживания есть каменное основание молитвы, на котором выстраивается крепкий и красивый дом благочестия. Не будет их (этих чувств и переживаний) и тогда, когда пойдет дождь развлечений, разольются реки удовольствий, подует ветер недоверия, дом рухнет, ибо построен был на песке эгоизма и себялюбия.

Ребенок – это человек и все в его жизни осмысленно. Должна быть осмыслена и молитва. Не может ребенок, который не чувствует греха, молиться о прощении грехов (это будет ложью). Но ребенок является свидетелем многих скорбей людских и тогда он может возглашать из чувства жалости:

«Господи помилуй всех, всех, всех! Пусть все будут здоровы и пусть всех окружает радость. Спаси всех!»

Ребенок нередко чувствует опасности, чего-то боится и тогда он может просто обратиться:

«Господи помилуй, Господи защити меня!» или «Ангел Божий, Ангел мой, будь, пожалуйста, со мной!»

Не надо пугаться того, что первые молитвы произносятся своими словами. Конечно же, это не высшая степень молитвы, это не молитвенные произведения Василия Великого или Иоанна Дамаскина, однако мы не дадим читать, например, роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» несмышленому дитяте. Да и взрослый, неподготовленный к восприятию, вряд ли может его осилить. Но только тогда, когда подрастет, когда овладеет словом и особыми переживаниями, тогда роман откроет богатейший мир. Так и с молитвой, от простых, но осмысленных слов к великим молитвенным возношениям.

Молитвы святых – это сконцентрированный опыт их глубоких раздумий и переживаний, это вершина горы, на которой открываются безмерные просторы. И на эту гору они входили постепенно. Постепенно на эту гору должны входить и наши дети. Именно постепенно. Для того чтобы выйти к истинной молитве, необходимо пройти множество ступенек.

Ведь молитва, по слову прп. Макария, от любви, любовь от радости, радость от красоты, красота от смирения, смирение от служения, служение от надежды, надежда от веры, вера от послушания, послушание от простоты. Вот путь достижения истинной молитвы. Путь, который надо пройти неспешно, с благоговением, трепетом и радостью, не требуя сиюминутного результата.